Только и слышно было: деньги, деньги, деньги. Они задолжали в бакалейную лавку и не выплатили последний взнос за какую-то мебель. И теперь, когда дом им уже не принадлежал, надо было вносить аренду. Все шесть комнат были всегда сданы, но никто из жильцов вовремя не платил.
Папа долгое время каждый день ходил искать работу. Плотничать он больше не мог, его теперь брал страх, если он стоял больше чем на три метра над землей. Он просился на самую разную работу, но никто его не нанимал. Тогда наконец ему пришла в голову такая идея.
— Все дело, Мик, в рекламе, — заявил он. — Я пришел к выводу, что у меня из-за этого не ладится с моей часовой мастерской. Надо уметь себя подать. Надо, чтобы люди знали, что я умею чинить часы хорошо и дешево. Вот увидишь. Я добьюсь того, что смогу хорошо кормить семью до самой своей смерти. Надо только составить объявление.
Он притащил домой десяток кусков жести и красную краску.
Целую неделю он трудился в поте лица. Папа был уверен, что очень здорово все придумал. Он завалил вывесками весь пол своей комнаты. Встав на карачки, он старательно выводил каждую букву. Работая, он посвистывал от удовольствия и мотал головой. Таким довольным и веселым его не видели уже несколько месяцев. Время от времени ему приходилось переодеваться в выходной костюм и ходить за угол, чтобы выпить стакан пива и немножко успокоиться.
На вывесках сперва было написано:
Уилбер Келли
ПОЧИНКА ЧАСОВ
Дешево и умело
— Понимаешь, Мик, надо, чтобы они бросались в глаза. Сразу приковывали внимание, всюду, где бы ты их ни увидел.
Она ему помогала, и он дал ей за это тридцать центов. Сначала вывески были мировые. Но он слишком долго над ними мудрил. Ему хотелось добавить то то, то это — и в углах, и сверху, и снизу. В конце концов он заляпал вывески разными надписями: «Очень дешево», «Спешите!» и «Дайте Мне Любые Часы, и Я Их Заставлю Ходить».
— Ты столько всего понаписал, что ничего прочесть невозможно, — сказала она ему.
Он притащил домой еще жести и поручил рисовать вывески ей. Она расписала их без особых затей огромными прописными буквами и на каждой изобразила часы. Скоро была готова целая груда. Знакомый парень вывез их за город и прибил к деревьям и заборным столбам. На обоих углах их квартала он повесил по вывеске с изображением черной руки, показывающей, как пройти к их дому. А над парадной дверью водрузили еще одну вывеску.
Наутро после того, как объявление повесили, папа надел чистую рубашку и галстук, сел в переднюю комнату и стал дожидаться заказчиков. Никто не приходил. Правда, ювелир, сбывавший ему лишнюю работу за полцены, прислал-парочку испорченных часов. Вот и все. Папа очень огорчился. Он больше не стал искать другую работу, но все время старался чем-нибудь занять себя по дому. Снимал двери и мазал маслом петли — нуждались они в этом или нет. Делал домашний маргарин для Порции и мыл наверху полы. Придумал приспособление, чтобы талая вода из ледника выливалась прямо через кухонное окно. Выпилил красивые кубики с алфавитом для Ральфа и изобрел машинку для вдевания нитки в иголку. С часами, которые ему надо было чинить, он возился подолгу и упорно.
А Мик все ходила за мистером Сингером, хотя ей вовсе этого не хотелось. Ведь то, что она ходит за ним по пятам без его ведома, было как-то некрасиво. Два или три раза она даже сбегала с уроков. Она выходила следом за ним, когда он шел на работу, и целый день болталась на углу возле ювелирного магазина. Когда он обедал в кафе у мистера Бреннона, она входила туда и тратила десять центов на мешочек с фисташками. А по вечерам сопровождала его во время длинных прогулок в темноте. Она отставала от него не меньше чем на квартал и шла по другой стороне улицы. Когда он останавливался, останавливалась и она, а когда он ускорял шаг, она пускалась бегом, чтобы от него не отстать. Пока она могла его видеть и находиться поблизости, она чувствовала себя счастливой. Но иногда ее одолевало неприятное ощущение стыда, она сознавала, что поступает нехорошо. Тогда она старалась найти себе занятие дома.
Они с папой теперь были похожи — им все время надо было с чем-нибудь возиться. Они живо интересовались всем, что происходит дома и по соседству. Взрослая сестра Тощи-Мощи выиграла пятьдесят долларов в кинолотерею. У Бэби Уилсон сняли наконец повязку, но волосы у нее были коротко острижены, как у мальчика. В этом году она не смогла выступать на вечере, а когда мать повела ее посмотреть, как танцуют другие, она подняла крик и стала биться в истерике. Ее пришлось силой вытаскивать из оперного театра. На улице миссис Уилсон ее отшлепала, чтобы она унялась. Но миссис Уилсон сама тоже расплакалась. Джордж ненавидел Бэби. Он даже затыкал нос и уши, когда она проходила мимо их крыльца. Пит Уэллс сбежал из дому и пропадал три недели. Вернулся он босиком и очень голодный. И хвастал, что дошел до самого Нового Орлеана.
Из-за Этты Мик все еще спала в гостиной. Ей было так неудобно на короткой кушетке, что приходилось досыпать днем в классе. Через ночь Билл с ней менялся, и когда она спала с Джорджем. Потом им вдруг подфартило. Один из верхних жильцов съехал. Целую неделю никто не отзывался на их объявление в газете, и мама сказала Биллу, что он может занять свободную комнату. Билл был очень доволен, получив свой собственный угол, отдельно от остальной семьи. А она переехала к Джорджу. Во сне он был теплый, как котенок, и очень тихо дышал.
Ночи теперь снова принадлежали ей. Но они были не такие, как прошлым летом, когда она бродила одна в темноте, слушала музыку и мечтала о будущем. Теперь ночи у нее были другие. Она лежала в постели, но не спала. Ее донимали страхи. Словно потолок всей своей тяжестью медленно опускался ей на голову. А что будет, если дом развалится? Как-то раз папа обмолвился, что все это место проклятое. Что он хотел этим сказать — может, как-нибудь ночью все они вот так будут спать, а стены треснут и дом рухнет? И похоронит их под штукатуркой, битым стеклом и переломанной мебелью? И они даже не смогут ни двинуться, ни вздохнуть? Она не спала и вся сжималась от напряжения. По ночам слышала скрип. Что это — кто-нибудь ходит? Кто это еще не спит, может, мистер Сингер?
Она никогда не думала о Гарри. Она решила его забыть — и забыла. Он писал, что получил работу в гараже в городе Бирмингеме. Она ответила открыткой со словом: «Порядок», как они договорились.
Он посылал матери каждую неделю по три доллара. Казалось, с тех пор, как они ездили в лес, прошла целая вечность.
Днем она была занята в наружной комнате. Но и по ночам, когда она оставалась одна в темноте, мысли о будущем ее уже не отвлекали. Кто-то ей был нужен рядом. Иногда она не давала спать Джорджу.
— Глупый, так интересно не спать и разговаривать. Давай поразговариваем.
Он спросонок что-то бормотал.
— Погляди, какие в окне звезды. Трудно даже вообразить, что каждая-каждая из этих маленьких звездочек — такая же огромная планета, как наша Земля.
— А откуда это знают?
— Знают, и все. Есть способ их измерить. Наука!
— А я не верю.
Она пыталась его раздразнить и вызвать на спор, чтобы хотя бы от злости он проснулся. Он не мешал ей говорить, но как будто не обращал на ее слова никакого внимания. А потом сказал:
— Послушай, Мик. Видишь ту ветку? Правда, она похожа на какого-нибудь отца-пилигрима с ружьем в руках?
— Ага, похожа. Просто вылитая. А погляди там, на бюро. Правда, эта бутылка похожа на смешного человечка в шляпе?
— Не-е, — протянул Джордж. — По-моему, даже ни капли не похожа.
Она отпила воды из стакана, стоявшего на полу.
— Давай поиграем в одну игру — в имена. Если хочешь, ты можешь быть кем угодно. Пожалуйста. Выбирай.
Джордж прижал кулачки к щечкам и тихо, ровно задышал — он опять начинал засыпать.
— Погоди же, не спи! — сказала она. — Это так интересно. Меня зовут на «м». Угадай, кто я.
Джордж вздохнул, голос у него был усталый:
— Харпо Маркс?
— Нет. Я совсем даже не из кино.
— Тогда не знаю.
— Да нет, знаешь. Моя фамилия начинается на букву «м», и я живу в Италии. Ты должен догадаться.
Джордж повернулся на бок и свернулся калачиком. Он не отвечал.
— Моя фамилия начинается на «м», но иногда меня зовут по имени, которое начинается на «д». В Италии. Ну, догадайся!
В комнате было тихо и темно. Джордж спал. Она ущипнула его и дернула за ухо. Он заныл, но так и не проснулся. Она крепко прижалась щекой к его маленькому горячему плечу. Теперь он проспит всю ночь до утра, а она будет решать десятичные дроби.
Интересно, спит ли у себя в комнате мистер Сингер? Может, потолок скрипит потому, что он там тихо ходит, пьет холодный апельсиновый сок и рассматривает шахматные фигурки, расставленные на доске? Чувствовал ли он когда-нибудь такой страх, как она? Нет. Он ведь никогда не делал ничего дурного. Он никогда не делал ничего дурного, и сердце его было по ночам спокойно. Но, несмотря на это, он бы все понял.
